Светлана Костина, с.Майма

Заветное

Раскоронуйте! Верните на место,

В дочки верните, верните в невесты...

Хочется плакать, не получается,

В стареньком кресле никак не рыдается.

Женщина бледная, блеклая, бедная

Вспомнила, видимо, что-то заветное,

Что-то секретное, грустно-чудесное,

Ей лишь одной до сих пор интересное.

Вспомнила что-то почти позабытое,

Скомкала фартук, обедом пропитанный,

Скомкалась в кресле, обидой проникнута,

Мужем не брошена, жизнью не кинута.

Вся коммунальная, очень замужняя,

Вроде счастливая, вроде бы нужная.

Только печальная, рано завядшая,

Малость опавшая, мало мечтавшая...

Что-то не плачется, больше не плачется.

В ночь шифоньера запрятано платьице.

В ночь шифоньерную, тесную, страшную,

В память о лёгком, полётном, ромашковом

Спрятано платье, осталось немногое

От беззаботного и босоногого.

А вместо этого - кресло иссижено,

Душные комнаты, волосы стрижены,

Нервы развенчаны, с кухней повенчана,

Царствует женщина, царствуют женщины.

Баллада о чужой жене

В одном небольшом городке с мостовой,

В квартире с ковром и гладильной доской

Ещё молода и собой недурна

Жила-поживала чужая жена…

Жила-поживала. С ней муж, и дитя,

И кошка в полоску, и пара котят.

Вязала салфетки, смотрела кино,

И птицам печенье бросала в окно,

И знала пятнадцать рецептов борща…

А муж то читал, то езжал «на леща»,

То был на работе, то в кресле дремал,

То отдыхал где-то, то уставал…

Ей думалось: «Все так живут на земле.

И всё у нас так, как в нормальной семье…

И стены в обоях, и в банках компот,

И всюду такое… Ну, в общем, комфорт».

Жила-поживала, не зная о том,

Что где-то есть кто-то с усталым лицом,

И что он живёт по соседству, и что

Он с кроличьей лапкой в кармане пальто

Выходит на улицу встретить закат,

Почувствовать близкие сумерки, март…

И, может, случайно увидеть её,

Как выпорхнет с тазом развесить бельё.

И дрогнут под гнётом сырых простыней

Веревки и сердце его… И сильней

Он кроличью лапку в кармане сожмёт

И мимо неё осторожно пройдёт.

А ночью он крепко напьётся вина,

Вновь в памяти встанет чужая жена,

Расстёгнутый туфель и чувственный рот.

Из душной души прямо в кухню шагнёт...

И скажет она: «Может, свечи зажжём?

Я очень люблю наблюдать за огнём».

И в голову хлынет счастливый дурман,

Он больше не холост, он больше не пьян!

О, как это вышло? Неужто она

Теперь не чужая, а просто – жена?

Вот свечи… Где спички? Любимая, жди,

Возьму, если надо, огонь из груди.

Сейчас, дорогая… Я свечи зажгу…

Ты знаешь, я их для тебя берегу…

Но свечи зажглись и спугнули мечту…

Рассвет разъедает в душе пустоту,

Похмелье… И сердце тревожно стучит,

И память остыла, как воск от свечи.

А где-то проснулась чужая жена,

Сегодня она непонятно бледна,

Ей снился мужчина с усталым лицом,

И был он как будто бы даже знаком,

Как будто бы близок… И, кажется, он

Влюблён - бесконечно, безумно влюблён…

И что-то не так, что-то вдруг изменилось,

Какая-то странная грусть навалилась,

И новая истина в мыслях теснится:

«Как жаль, что любовь может только присниться».