Олег КОСАРЕВ
Одна ночь на перевале
Случилось это в январе, как раз на неделе жесточайших крещенских морозов: Галина Рафаэльевна, инспектор областного аптекоуправления, дельный специалист и просто приятная женщина, провела весьма беспокойную ночь на одном заснеженном горном перевале. Все, правда, слава богу, кончилось довольно благополучно - ее удалось пересадить из заглохшей служебной машины в попутку, также по счастливому обстоятельству оказавшуюся на пустынном перевале, и доставить до домика дорожного смотрителя. Но вот двое помощников ее оставались в остывающей машине еще долгое время, и всю ночь впечатлительная, довольно еще молодая инспекторша переживала, чтобы все закончилось по возможности благополучным образом. Собственно ночь, проведенная на перевале, а особенно своеобразная нехитрая «хроника» переживаний милой женщины и легли в основу данной истории.
Отогревшись в избушке смотрителя, Галина Рафаэльевна положила трубку на рычаг (она минуту назад позвонила в ближайшую деревню, к начальнику тамошней районной аптеки, говорила и с дежурным диспетчером городского управления), осмотрелась. Хотя ей пообещали (тот неунывающий водитель, который подобрал ее и доставил сюда, в домик дорожного смотрителя, в целости и сохранности), что за ее шофером, стариком Акимычем, и старшим бухгалтером, молодым, но толковым помощником-проверяющим Васей Саловаровым, приедут так быстро, как только позволит дорога, ей, понявшей, что машина уже точно выехала и гонит от ближайшего населенного пункта на всех парах к перевалу Семинскому, все-таки никак не удавалось успокоиться. То подсаживаясь к печке, туда, где сидели, потеснившись, в крохотной комнатушке домика смотрителя люди, то подходя к замерзшему, заледенелому от небывалых низких температур окну сторожки, за которым темнела чернилами непроглядная ночь, инспекторша невероятно волновалась. Кое-кто из сидевших у печки мужчин несколько раз участливо убеждал ее успокоиться. (В избе было довольно много народу: водители стоявших на перевале у избы заглохших лесовозов, самосвалов и прочей тяжелой дорожной техники.) В частности, женщине говорили:
- Не беспокойтесь так. Раз пообещали, значит, приедут. Доберутся и спасут вашего нерадивого шофера. И бухгалтера заодно. Садитесь, не ходите из угла в угол, ну же, возьмите вот хотя бы чай! Сами-то небось окоченели? Да-а-а, нынче холодно. Да вы не бойтесь, у нас тут часто такие чепэ: то и дело мороз, но никто еще - тьфу-тьфу! – не погиб…
Люди в большинстве своем без движения грелись у печи. Кое-кто ругал и погоду: «Да, морозы нынче ночью такие, что машины глохнут на трассе, особенно дизели-тягачи». С ним соглашались, незаметно кивая в сторону инспекторши: «Морозы… Смотри, как изводится, сердешная. И верно, дело - не шутки: там, в их городском аптечном автомобильчике под брезентом теперь коченеют чудаки шофер и бухгалтер…»
Вокруг печки-буржуйки сидели и пара охотников-промысловиков, которых лютый мороз выгнал из тайги сюда, к жаркой печке смотрителя. Еще в самом дальнем углу спал тот самый водитель «КамАЗа». Машина, на которой приехала женщина, остановившись у сторожки, сразу же заглохла и больше уж не завелась, потому молодой шофер, кинув на пол какие-то шкуры и укрывшись тулупом, уснул и уже видел десятый сон…
Не спали и были странно рады людской тесноте сам смотритель перевала и улыбчивая краснощекая хозяйка дома. То и дело по кругу гостей, сидевших с кружками, пускались горячий чайник и нехитрая закуска.
Люди, словно обрадовавшись вынужденному своему положению, жались друг к другу. Рассказывались байки, кто-то вспоминал о такой же погоде, что была аж полвека назад. Казалось, каждому нравилось, что он сидит вот так черт знает где, люди были похожи на детей, отлынивающих от уроков и знающих, что это останется безнаказанным. Гости попивали чай, курили и, расслабившись и рассупонившись, потея и покашливая, отдыхали. Все это смахивало на посиделки в праздничную новогоднюю ночь. Казалось, вот-вот затеют что-то вроде игры в фанты или гадания на кофейной гуще…
Одна Галина Рафаэльевна, не переставая ходить, сильно переживала за своих. В ее глазах застыло жестокое страдание: «Двое коллег сейчас одни, там, на перевале, сидят и стучат зубами в холодной, как жестяная банка, машине! Замерзнут! Ах, замерзнут…»
Когда два дня назад шли сборы в командировку, молодой бухгалтер Вася, словно бы чувствуя неладное, спросил, помнится, водителя Акимыча: «Батя, ты хоть взял паяльную лампу? Нынче зима, не ровен час - заглохнем, радиатор придется отогревать. Взял, спрашиваю? Это тебе не в пригород скататься на полдня. Мы, старый, едем послезавтра наверх, в горы. А там морозы прихватывают… Это ты понимаешь, надеюсь?..» Пожилой и опытный Акимыч в ответ лишь отмахнулся: уж он-то, шофер первого класса, знает свою машину как пять пальцев. И весь горный тракт, разумеется.
Но здесь, полчаса назад, когда машина заглохла в аккурат на длинном пологом Семинском подъеме (самом длинном и утомительном перевале здешних мест), когда старик-водитель кинулся сразу же искать паяльную лампу, мигом выяснилось: не только нет лампы, но даже обогреватель салона едва работает. Старик все-таки забыл лампу в гараже. «Что ж ты, спец!.. - трясся от бессильной злобы молодой бухгалтер. – Это что же ты - такой старый и опытный, всю жизнь крутил баранку, а такой нерадивый? Ну скажи мне, ради бога, о чем ты думал, когда собирался в дорогу?! Я же тебя предупреждал! Я же тебя умолял!»
Галина Рафаэльевна, забившись в самый угол заднего сиденья, притихнув, наблюдала за тем, как орал Вася Саловаров, трясясь от ярости, на убитого виною Акимыча. Старик ни слова не отвечал бухгалтеру, но, прижимая разбитые за жизнь трудом руки, умолял Галину Рафаэльевну простить просчет: «Галя! Галенька! Я подвел тебя, окаянный… Я! Я… Будь она неладна, стариковская память худая, ей-богу!»
«Да ладно, Акимыч…» - пыталась откликаться недвигавшимися губами женщина. За ее слова старик был готов упасть на колени: «Нет, клянусь тебе, дочка, все приготовил и уже собирался кинуть приготовленное в багажник, но тут отвлекли меня, кто-то позвал на склад, кажется, кладовщица Рая, и я начисто про то позабыл… Клянусь тебе небом! Ты прости меня, Галина Рафаэльевна!»
А бухгалтер Вася стыдил и грызмя грыз старика. Галине Рафаэльевне из своего темного угла было даже иной раз страшно видеть, как пожилой человек, унижаясь, умолял простить его за нерадивость. Старик Акимыч все твердил: «Замерзну, а машину не оставлю… Не брошу, подлец. Мне одному ответ держать. Знаете, что? Сейчас обязательно должна пройти попутка, я чувствую, вы останавливайте ее и поезжайте. На перевале – изба-сторожка…»
Командированная троица стала понемногу замерзать. Аптечный «газик» - машинешка под тонким брезентовым тентом: никакого тепла. Вскоре они уже не могли произнести ни слова. Только плечи яростно ходили ходуном и негромко стучали зубы. Галина Рафаэльевна данного факта сначала стеснялась, но потом стало не до деликатностей - ее трясло. Женщина сдержанно постанывала, и не было сил даже думать, что будет дальше.
Но тут вдруг и впрямь подошла какая-то машина: резко снизу из-за поворота осветила ярким светом фар.
«Я же говорил! Галя, Васятка, вы спасены…» - закричал жутковатым фальцетом старик, и его рука указала на приближающиеся фары. А бухгалтер Вася уже прытким зайцем выскакивал из машины.
Галину Рафаэльевну без лишних разговоров сообща и из последних сил затолкали в «КамАЗ». Мужики попытались взять «газик» на прицеп и отбуксировать, но вдруг оказалось, что машина не может двинуться с места: то ли от морозов, то ли по иной причине что-то насмерть заклинило в двигателе или в ходовой части. «Черт! Восемь бед – один ответ...» - сказал старик Акимыч и сплюнул. «Ну ладно, садитесь в кабину, мужики, и поехали, нечего тут стоять, зад морозить…» – заторопил Васю и старика молодой шофер, лихорадочно работая руками и отвязывая веревочный буксир. И тут произошло еще одно чрезвычайное происшествие: сначала старик, а за ним и Вася, не сговариваясь, заупрямились. Не пожелали ехать. В их глазах светилась грозная и какая-то страшноватая решимость не покидать аптечное имущество… Не помогали и уговоры Галины Рафаэльевны. Мужчины люто махали руками и, зло переглядываясь, стиснув зубы, стояли друг перед дружкой, как напыжившиеся бычки. Никакая сила не способна была изменить решение этих двоих спятивших от мороза.
«Мужики, вы серьезно? Может, бросите машину хотя бы до утра, и двинем все вместе?» - прибывший шофер постарался напоследок взглянуть в глаза первому и второму. «Поезжай, парень, отсюда…» - хмуро кинул, даже не взглянув на оторопевшего спасителя, старик. Стало понятно: молодой и старый, глядя с ненавистью, стараясь доказать что-то крайне важное друг другу, не оставят это место. Выходило так, что Васе стало стыдно за свою резкость, потому и он, тоже упершись, не желал оставлять старого Акимыча одного.
Парень-шофер скороговоркой лишь пообещал Васе и Фердинанду Акимовичу, что отвезет женщину до избушки и тотчас вернется. «Дураки… Много всякого повидал, но такое первый раз вижу…» - рявкнул он, оглянулся почему-то виновато на сидевшую молчком пассажирку, хлопнул дверцей салона и погнал машину к сторожке смотрителя.
В сторожке под утро все, однако, заснули, людей сморила усталость. Одной Галине Рафаэльевне не спалось, она так и не смогла сомкнуть глаз.
Вдруг послышался звук работающего двигателя. На подушке кровати в углу шевельнулась голова пожилой хозяйки, жены смотрителя: «Слышите, кажется, машина пошла в ту сторону, на перевал. Ну все, считайте, что теперь ваших привезут…» Взгляд пожилой хозяйки с теплотой уставился в глаза Галины Рафаэльевны.
Звук удалялся, и женщины притихли. Раздавались лишь сопение, покашливание и негромкий храп спящих мужчин, разлегшихся на полу кто где, укрытых пальто и шубами, старыми ватными одеялами без пододеяльников, какими-то тулупами. Было тепло и тихо.
Через сорок минут послышался тот же мощный звук, но уже с другой стороны. «Они вернулись… - прошептала хозяйка, - вернулись...» Галина Рафаэльевна выбралась из-под пальто, подбежала к рукомойнику, ополоснула лицо, поправила сбившуюся прическу. Села на стул лицом к двери. Народ стал мигом просыпаться, вылезать из-под одеял и полушубков.
Сослуживцы Гали, старик Акимыч и бухгалтер Вася, вошли. Вернее, их ввели под руки двое знакомых - служащие сельского районного аптекоуправления. «Мы притащили машину, нам позвонили ваши, из города. Ваську и старика, разумеется, тоже спасли. Все в порядке, Галина Рафаэльевна. Хотя они, конечно, серьезно померзли, чудаки, не без того …» – было доложено ей кем-то. У женщины от благодарности и из-за сдавших вконец нервов хлынули слезы. От окоченения старик и молодой Вася не могли говорить.
Галина Рафаэльевна с помощью хозяйки, что засуетилась, задвигалась у печи и сноровисто совала ей в руки то еду, то спирт, в отчаянии подливала спасенным сослуживцам крепчайший цейлонский чай с сахаром. Мужчины хватили сначала по полстакана неразбавленного спирта, потом, негнущимися руками обхватив кружки с чаем, едва хлебали его.
Люди же рассаживались без единого слова вокруг доставленных бедолаг, терпеливо ждали, когда спасенные отогреются. Наконец двое мужчин пришли в себя. Народ зашумел, кто-то даже похлопал соседа по плечу: мол, говорил же - все обойдется, оно и обошлось. Старик и Вася, посветлев, мигом воодушевились от мужской солидарности. Тут же мужики в едином порыве сгрудились в кружок, молча закурили, издали посматривая на двух женщин, которые суетились у печки и стола: весь сильный пол единодушно ждал, когда хозяйка, доставшая откуда-то из заначки огромную бутыль, разольет всем по кружкам самогон и можно будет поднять стакан и по-человечески немудряще выпить за то, что Бог отвел и в этот раз беду. За окном брезжил рассвет, хозяин, вздохнув с облегчением, подошел к окну, посмотрел на термометр и сообщил народу в тишине: «Кажется, температура стала подниматься… Ну все, к обеду машины можно будет завести. Все миновало, кажись, слава тебе, наш Господи…» Народ молчком поднял стаканы и выпил. Вопрос же о том, из-за чего это вдруг старик и Вася решили остаться под началом перевала и потому сегодня ночью чуть было не замерзли, задавать-спрашивать пока не стали: из человеческой деликатности не решились еще раз беспокоить нервы сидевших у печки притихших спасенных.
Живое зеркало природы
О братьях наших меньших сложено множество мифов и легенд. Птицы и звери, как и люди, имеют семьи, воспитывают детей, учат их уму-разуму и выпускают в самостоятельную жизнь. По преданиям, они способны мыслить, радоваться и гневаться, петь и плясать, любить и ненавидеть. Словно в волшебном зеркале, в них отражаются отношения людей, их нравы и обычаи. Немного шутливые, смешные и даже иногда печальные легенды о животных рассказывают о происхождении некоторых зверей и птиц, о появлении на них каких-то опознавательных знаков или объясняют необычное поведение и повадки того или иного лесного обитателя.
МЕДВЕДЬ
Говорят, что медведь произошел от человека. Жили два брата. Рассорились они, старший брат ушел в лес, надев шубу наизнанку. Находился он там так долго, что шуба приросла к нему. С тех пор он не появляется у человеческого очага, но приносит вред домашним животным и пасеке. Наказан медведь - шесть месяцев в году спит, не питаясь. Медведь не нападает на человека, а человек, считаясь с ним как с собратом, не называет его прямым именем «айу» (медведь), а называет «ерекен» (дедушка), «абай» (уважаемый), «кайракан» (величественный).
БАРСУК
Молодой человек привел в дом невесту, которая захотела на свадьбу выйти в меховом барсучьем воротнике. Жених отправился на охоту, нашел нору барсука и прямо живого притащил зверя домой. Втолкнул его под сени, желая показать невесте. А барсук тем временем, опомнившись, стал искать выход из заточения, стукнулся лбом об угол и рассек лоб. Жених привел невесту взглянуть на барсука, девушка, увидев того с рассеченным лбом, отказалась от мехового воротника и, как к человеку, обратилась к зверю: как же он в таком виде пойдет на свадьбу? Барсук ответил:
- Я надену шапку, чтоб не видно было раны, и буду петь шутливые песни, люди подумают, что я шут. После заживления раны на лбу его образовалась белая отметина. А вот другая легенда, повествующая о том, как появилась у барсука на лбу белая полоса. Барсук в лесу встретил Лисицу и говорит ей:
- Посмотри, какой я красивый, и шубка у меня меховая красивая. Я полненький, умею хорошо ориентироваться в лесу, у меня нюх хороший.
Лиса ответила:
- Хоть и красивый, а заботу-то о своих детях проявляешь, приносишь им что-нибудь поесть с охоты? Барсук подумал: правильно, детей кормить надо, пойду-ка я на охоту. Вышел на опушку леса. Видит: пасется Марал. Барсук, оскалив зубы, нацелился на него. Марал заметил Барсука и говорит:
- Что ты смеешься, что ты оскалил зубы на меня? Ты со мной не шути! Игра всегда имеет плачевный конец.
Барсук не принял слова Марала во внимание и решил продвинуться ближе к нему. Подойдя к зверю с оскаленными зубами, Барсук схватил Марала за ногу. Тот ловко лягнул копытами Барсука и попал ему прямо в лоб. После заживления раны на лбу Барсука осталось белое пятно.
ПОЧЕМУ БАРСУК ВСЕГДА УПИТАН
А это было так. Однажды осенью в лесу Медведь обратился к Барсуку:
- Ты, дружище, много ходишь по тайге. Не видел ли где много ореха?
Медведь ходит по земле, из-за толстой шеи голову ему высоко не поднять, поэтому нуждался в помощи Барсука. Тот ответил:
- Ореха в тайге много, только достать нельзя, я на кедр не лажу, поэтому собираю то, что останется от людей или других зверей, или тюшкун (то есть те шишки, что сами упали с кедра).
Барсук отправил Медведя туда, где много шишек. Медведь поблагодарил Барсука и благословил:
- Всегда будь сытым и полным. Пусть твоего жира хватит на зиму, будь в спячке шесть месяцев, не нуждаясь в пище. Поэтому Барсук упитан, спит всю зиму и не нуждается в пище.
ГОРНОСТАЙ И ЗАЯЦ
Горностай - маленький хищный зверек, охотится на мышей, птиц, может утаскивать цыплят. Однажды зимней ночью притаился Горностай под кустарником - сидит мышей караулит. И вдруг словно гора ему на спину свалилась. Ногами Горностаю не за что ухватиться, от страха земля из-под ног ушла. Невзвидев света, он обернулся и вцепился зубами в гору.
- А-а-а!.. - раздались страшный крик, плач, стон, и тяжесть свалилась со спины.
И Горностай разглядел раненого зайца. Задняя нога до кости прокушена, на белый снег красная кровь течет. Плачет Заяц, рыдает:
- Никогда я тебя не прощу, Горностай! Я нечаянно тебе на спину упал.
- Ой, Заяц, я нечаянно вас укусил! - отвечает Горностай.
- А-а-а, а-а-а!.. Все равно не прощу! - и Заяц на трех лапах в лес уполз. Еще месяца не прошло, а Горностай уже получил из леса письменный приказ:
«В мой аил на суд сейчас же явитесь. Зайсан здешнего леса Темно-бурый Медведь».
Сердце у Горностая стучит. Маленькие косточки со страха гнутся. Робко-робко входит он в большой аил. А там рядом с хозяином сидит весь до самых глаз забинтованный Заяц. Медведь поднял пушистые ресницы и красно-желтыми глазами на Горностая смотрит.
- Ты как смеешь кусаться?
Горностай - точно немой, только губами шевелит.
Сердце в груди совсем не помещается.
- Я… я… охотился, - еле слышно прошептал он
. - На кого охотился?
- Мне хотелось мышь поймать, за птицами погоняться.
- Это правда: мыши и птицы - твоя пища, - сказал Медведь, - а Зайца зачем укусил?
- Он на меня сзади свалился. Я его в лицо не узнал. У Зайца голова зимой как снег белая.
- Это правда, - сказал Медведь, почесал лапой нос и повернулся к Зайцу.
- А ты зачем Горностаю на спину прыгнул?
- Я его со спины не узнал, - всхлипнул заяц. - У него зимой спина белее снега.
- И это тоже правда.
Долго молчал угрюмый Медведь: кого из них винить? Оба правы, оба белые как снег, надо сделать метки на них. Перед Медведем жарко трещал большой костер. Над костром висел золотой котел с семью бронзовыми ушками. Этот свой любимый котел Медведь никогда не чистил. Он боялся, что вместе с грязью уйдет счастье. И золотой котел был сажей в сто слоев покрыт. Долго думал мудрый Медведь, потом потер свою лапу о закопченный котел и вычернил Зайцу уши. -
Теперь ты, Горностай, всегда Зайца в лицо узнаешь.
Еще раз потер лапу и вымазал сажей Горностаю хвост.
- И ты, Заяц, спину этого малыша по черному хвосту всегда отличишь.
Вот с тех самых пор зайцы с горностаями никогда не сталкиваются.
ПРИМЕТЫ
Считается, что носить при себе зуб барсука - к удаче, делает непобедимым в азартных играх.
Если звездисто и Стожар (созвездие Плеяды) горит, иди смело на медведя.
Если введенный в дом ручной медведь вдруг заревет, это предвещает скорую свадьбу в доме.
Зубы медведей, согласно народным приметам, можно носить как амулеты против зубной боли.
Спать на медвежьей шкуре хорошо при болях в спине.
В старину медвежий жир использовали для того, чтобы защитить от плесени садовые инструменты и растения и чтобы облегчить боль или избавиться от лысины.
Считалось, что если съесть сердце медведя, приобретешь мужество.
Если ребенок проедется на спине медведя, он никогда не заболеет коклюшем.
Увидеть черного зайца - к счастью.
Увидеть белого зайца - к несчастью.
Если один или несколько зайцев перебегут вам дорогу - суеверия расходятся. Иногда считается, что это к несчастью, иногда - к счастью, и можно загадать желание.
Если косой перебежит вам дорогу, когда вы отправляетесь в путь, путешествие будет неблагополучным.
Если заяц перебежит дорогу невесте с женихом - к неудачному браку.
Заяц бежит вдоль дороги - скоро где-то рядом будет пожар.
Левую лапу этого животного в старину носили как талисман удачи и для защиты от ревматизма и судорог.
Если снится заяц, значит, у вас есть враги.
Подготовила Г. ЯСАКОВА по сборнику Е.П. Кандараковой «Легенды Северного Алтая».
