На одну из охот – взять медведя в берлоге – меня пригласил мало мне известный охотник-медвежатник Михаил Алексеевич. При встрече в его кабинете мы обменялись приветствиями. По случаю знакомства он открыл холодильник, достал коньяк и коробку шоколадных конфет, поставил две рюмочки. В беседе как бы невзначай спросил:
- Слышал, увлекаешься охотой?
Я утвердительно ответил:
- Да, это мое хобби. И насторожился, изучая его.
- Какое оружие имеешь? - некорректно, как-то по-свойски спросил он.
Не таясь, я ответил:
- В моих руках надежное оружие на любого зверя – тульская двустволка 16-го калибра.
- С жиганами? - поинтересовался он.
Разговор состоялся. Мы договорились ехать в субботу на его машине – брать медведя в берлоге. Он сказал, что берлогу купил у хорошего друга-чабана в урочище Ингурек Элекмонарского района. В намеченный срок рано утром мы выехали. По дороге на Чемал свернули в урочище Ингурек.
На рассвете наш автомобиль остановили три солдата в военной форме. Миша приказал включить сигнальный фонарь спецмашины. Солдат постучал в дверцу. Михаил, открывая, грубо спросил:
- Куда лезешь, не видишь сигнал?
Не обращая внимания, солдат спросил:
- А вы куда едете?
- Не твое дело, - грубил Миша.
- Сюда временно нельзя. Здесь на отдыхе большой человек.
- Мы здесь хозяева, - сказал Михаил.
- Ну ладно, поезжай, только учти: если на север увезут, долго домой пешком будешь шагать, - сказал, разозлившись, солдат и начал искать связь с «большим начальником» по рации.
Михаил заметно нервничал, но упрямо ехал на стоянку друга. Я молчал, давила неловкость ситуации на этой плохо складывающейся охоте.
Жилище чабана изменило свой внутренний вид до неузнаваемости. Стены отдавали свеженанесенной известью, пол – недавно настеленным деревом. Стол был накрыт новой клеенкой, во всю стену – новые нары, пять раскладушек. Хозяин стоянки был одет в новую рубаху в клетку, чисто выбрит и причесан. Такие перемены неуютного прежде быта чабана удивляли.
- Коней нет, Михаил Алексеевич, - с какой-то душевной виной сказал хозяин чабанской стоянки.
И они начали разговаривать на языке южных алтайцев. Михаил утратил былую храбрость и несколько растерялся. Из аила наверху клубами валил дым.
Вскоре после нашего приезда на стоянку прибыли пять всадников и одна лошадь с вьюками, поверх которых был привязан унитаз. Вторым в строю наездников сидел грузный мужчина в охотничьей одежде, суровый и властный. Первый всадник, ловко спрыгнув с коня и взяв под уздцы второго, помог спуститься на землю хозяину охоты. Еще один человек, спешившись, кинулся поддерживать великого по виду человека, вынул из-под седла трость и подал ему. Тот снял с плеча двустволку 12-го калибра, начищенную до блеска, и вручил помощнику.
Опираясь на трость, хромая, зашагал к нам высокий, с широкой грудью и мощными плечами человек. Я прижался к забору, отдавая честь встречи Михаилу. Мужчина протянул ему руку и назвался: «Еременко!». Миша тоже представился. Я поприветствовал и сказал свою фамилию.
- Воевали? - спросил Еременко. Михаил коротко объяснил.
- В каком звании?
- Капитан, командир разведроты пехоты.
Еременко обжег меня взглядом с головы до ног. Я почувствовал власть полководца и вспомнил встречу с К.К. Рокоссовским у собачьей школы, где учил военному делу братьев наших меньших Санаа – улаганский земляк.
Андрей Иванович Еременко поднялся на крыльцо чабанского жилища и отдал распоряжение. Нас пригласили войти. Стол был накрыт. Соблюдая этикет, я придержал шофера – сели последними.
Андрей Иванович уточнил, на какого зверя мы намерены охотиться. Когда узнал, удивился и обрадовался. Беседа проходила в дружеской обстановке. Ненавязчиво Еременко спросил у Михаила:
- А может, составим вам компанию? Никогда еще не доводилось брать медведя в берлоге.
Михаил с большой радостью согласился.
Часов в 11 дня мы поехали на охоту. Поднимаясь в гору, Миша предложил прогнать «в котел» косуль и маралов, на что Андрей Иванович ответил:
- Вы тут хозяева, вам и карты в руки, - и добавил: - Командуйте, исполняю.
Михаил «скомандовал», указав на меня:
- В загон через 35 минут. (На охотничьем языке это означало: начать гон через 35 минут с этого места).
Андрей Иванович сказал:
- И вы, старший лейтенант, тоже.
- Мы сядем по номерам во-он там, - протянул Миша и указал ориентиры на самой вершине широкого лога урочища.
Мы погнали. Создавать шума я не стал. Начали гон с самого низа лога. Мой напарник совсем плохо разбирался в охоте «котлом», но тем не менее пытался делать мне замечания. Рано утром компания охотников уже нашумела в этом ложке, делая гон на ветер, дувший вниз, отчего козлы ушли в пяту на самую гриву. Я принял решение подняться туда. На гриве следы зверя уходили в густо покрытое смешанным лесом плато, где снег не был тронут ветром. Охотники называют эти места жировкой для козлов и маралов, заходят сюда и лоси, волки и рыси, летом присутствуют медведи.
Весь гон провели рядом с напарником. Я понимал, что маралы давно нас почуяли и осторожно следят за нашими движениями. Гнать их нет смысла – они сами выйдут на номера засады. Лесом мы ехали минут пять-семь, как вдруг на самой вершине прогремели выстрелы из боевого оружия. Это стрелял Михаил: боевой карабин был только у него. Двигаясь в направлении выстрела, увидели Михаила, который стоял рядом с крупным маралом-одиночкой, давно потерявшим свой гарем маток в схватке с молодым и напористым соперником.
Внизу прогремели выстрелы из двустволки. Взяв на потаск марала, мы спустились на номер Андрея Ивановича. Он стоял, опершись на ствол двустволки, разрядив ее.
- А я, старый… Пока разбирал, кто самец, а кто самка, они чуть не затоптали меня в снег. Но адреналина хорошую дозу выбросили надпочечники в кровь, - радостно говорил он, трепя в объятиях Михаила. – Я даже помолодел лет на двадцать! Какое удовольствие, вы не можете себе представить!
Старший лейтенант пошел в укрытие за конями Еременко и Михаила. Спустились на третий номер. Там лежали две косули. По просьбе Андрея Ивановича удостоверились, что это самцы.
- Тушки оставим здесь, - сказал Михаил, - а мы поднимемся вот туда, - и указал на гору, где уже стоял Марат, хозяин берлоги, который ездил ее проверять. Подъехав к нему, спешились, Миша приказал мне остаться с лошадями. Я взял их и каждую надежно поставил на привязь. Телохранители Андрея Ивановича помогли ему дойти до берлоги. Мороз крепчал, день клонился к вечеру.
Как прозвучали выстрелы, я не слышал: в горах среди камней звук с другой стороны хребта глохнет, и эхо не отдает его в раскат. Мое внимание привлекла большая темная собака, бегущая снизу к месту привязи лошадей. Я сделал несколько шагов вперед и понял, что это не пес: собака идет легко, летит в прыжке, а это животное бросает снег задними лапами, как лопатой. Взвел курок и приготовился к выстрелу. Медведь быстро приближался. Подпустив его на нужное расстояние, я выстрелил, затем еще раз. Зверь проскочил мимо, кони вздыбились и навострили уши. Я подошел к следам и увидел кровь. Пройдя по кровавому пути, обнаружил канаву, в которую медведь и завалился. Тут меня окликнул Марат и попросил привести лошадей.
Огромный медведь лежал метрах в пяти от лаза в берлогу, неуклюже уткнувшись мордой в снег. Охотники «токовали», как тетерева, - эмоционально, громко. Андрей Иванович говорил:
- Когда он встал на дыбы и заорал, надвигаясь на меня и виляя задом, я вспомнил войну, в памяти вся жизнь промелькнула. Остался жив в боях – и вдруг погибнуть под этой громадиной!.. Выстрелил, и все кончилось.
- А я все время держал его голову на прицеле, - вступил в разговор Михаил и в волнении добавил: - Казалось, прошли часы, а на самом деле все произошло за секунды.
- Еще дым пороха не осел, как второй у моих ног. Он даже задел меня своим боком за голенище, я и сообразить-то ничего не успел, а он нырнул за камень и исчез, как привидение. Ну и ну, - радостно сокрушался Еременко.
- Когда я стал шуровать в берлоге, сбивая куржак, с той стороны от лаза, - делился Марат, - то сразу понял, что там не один медведь. Было шибко много мягкого места.
- Ну да ладно, - сказал Андрей Иванович, - чего не бывает на охоте! Не поверят ведь мои товарищи… Этот спорт только для смелых и сильных мужиков, - он внимательно посмотрел на меня. Я понимал, что Михаил специально поставил Андрея Ивановича на самый выгодный номер «котла» в загоне косуль и маралов. У берлоги поставил его тоже так, чтобы он стрелял в зверя первым.
Цепляя арканом медведя за челюсть, Марат сначала попинал его в бок, приговаривая:
- Это тебе за твои проделки. Сколько ты задрал овец, торбоков да телок, сколько принес мне горя! Курмес!
Мы спустились на стоянку, волоком притащили туши, гладкая шерсть зверей нам в этом помогала. Андрей Иванович встал на крыльце избушки, поставил трость к стенке, выпрямился во весь свой могучий рост, набрал воздуха в легкие и заорал в глубину урочища: «Ого-го-го!». Эхо разносило этот звук по вершинам гор.
- Надо же, что творит адреналин! Я помолодел, и остеомиелит куда-то делся, нога зажила. Теперь я в Новосибирске буду трубить, как марал, подманивая женщин. Не правда ли, товарищ полковник? - потрепал он по плечу солдата, который все время следил за ним.
Далеко за полночь мы пошли спать. Я лег на выделанные овчины, которые все еще пахли хлебной закваской. Быстро уснул. Утром Андрей Иванович никак не хотел отпускать Михаила. Но дела есть дела! Мы расстались. Назвать Героя Советского Союза, маршала Победы Андрея Ивановича Еременко другом и хорошим знакомым будет неловко. Это великий человек великого государства. Но и он нас, солдат-победителей, забыть не мог. По дороге домой я отходил от напряжения столь необычной встречи. Не люблю я общения с начальством и знатными людьми…
Михаил Алексеевич долго молчал, поглощенный событиями вчерашнего дня. Потом заговорил:
- Какой человечище, а какая простота! Когда он уловил кайф охоты, превратился в мальчишку. Как он был ей рад! Мне сказали, что он не любит и очень переживает, когда под выстрел попадает самка любого зверя. Ему охота нужна для отдыха. Война-то, пожалуй, ходит с ним, да и будет ходить до конца его дней. Сталинградская битва все вывернула наизнанку. Недаром говорят, что маршал Победы Еременко - маршал стойкости. Какая глыба! Ведь не отстал от меня, пока я не согласился взять его долю маралятины. Медвежатиной, говорит, хвастаться буду – кураж перед товарищами. Я видел, как скрывали от него убитого пестуна, который от берлоги прибежал с перепугу к лошадям. В берлоге-то с медведем сидела молодая самка… Я видел, как она его оттолкнула, а мне стрелять было нельзя, она ушла между камней, - не мог остановиться Михаил.
Мы вспоминали войну, полководцев, а маршал стойкости как будто ехал с нами. Вот так проходили реабилитацию и психолечение победители Великой Отечественной…
